and the sun is deflating / / and the sky has started breaking
and i'm worried that I'm making
[indent]  [indent] a scene or seen to be faking

[indent]  [indent] Рейган эту жизнь не понимает: он одно время стремился не искать оправданий событиям, считая, что по-другому будет       н е       п р а в и л ь н о,      по-другому будет       н е       т а к.       В его руке рука Джемаймы. На каждом пальце по кольцу, одно из них отсвечивает на солнце, и Грейвз щурится, потому что он слепнет от отблеска. В серебряном металле, в тонкую полоску раскатанном, а потом зажатом в неровный круг, виднеется аметист. Рейган в камнях не разбирается, но слушает Джемму внимательно. Она считает, что у каждого ее украшения есть свой смысл и свое назначение: — чтобы я была спокойнее. Ерунду, конечно, говорит, что будто бы розовый кварц поможет ей обуздать недовольство, в себя впитает злобу и ее в покое оставит. Но Де Вилль верит в эти сказки и оттого, наверное, они и правда сбываются: Грейвз замечает, что когда на ней ожерелье из зеленого агата, она действительно более склонна к творчеству, а когда забывает надеть тот самый аметист, то каждый раз злиться начинает, стоит ему ближе оказаться.

[indent]  [indent] Рейган подмечает и запоминает, у себя в голове эти детали прочно хранит, чтобы, если что, в подходящий момент воспользоваться. Любимый запах, любимый вкус, та самая песня и невкусная пачка сигарет. Он может рассказать о Джемайме все, что угодно, только бы спросили / только бы начали о ней говорить, а не замалчивать, словно никогда не было. Ни прикосновений, ни обещаний, ни фантазий, с которыми или мир должен был им покориться, или они сами под его гнетом сломаться.
Родители пытаются дальше жить: они глаза закрывают на очевидное и считают, что детская влюбленность не стоит и ночи без сна. Рейган же себя идиотом называет, каждый раз в очередную драку ввязываясь. У него нет желания врать, ему хочется все на место вернуть — Джемму обратно в США, а их мечты // общие надежды // вновь ориентиром сделать.

[indent]  [indent] Грейвз, когда воздух впервые мокрый и прохладный вдыхает, ему Лондон кажется крайне недружелюбным. Город каким-то странным образом отражает его внутреннее настроение — недоверчивое и настороженное. Возможно, именно поэтому Рейган так быстро себя почувствовал на своем месте. Правда признаться в этом некому: родители не поймут, а с друзьями пока еще не на том уровне отношений оказывается, чтобы свою душу им изливать. За пинтой пива куда удобнее послушать проблемы Макса, чем анализировать собственные. Одно за другое и потребуется причина его приезда, а там, гляди, и придется упомянуть и Каллидус, который ни черта не значит для окружающих. На первый взгляд Рейган в Лондоне родительские деньги просаживает, не найдя себе ни работы, ни увлечения. Просто под вечер он появляется в Косом Переулке и приступает к уже привычному для него «шотландского темного».

[indent]  [indent] Каждый раз, правда, когда домой возвращается, то от усталости, что не физическая, а скорее душевная, сразу же в сон погружается. Тогда ему снятся те самые камни: аметисты, кварц, агаты, изумруды. Джеймайма их с пальца на палец переодевает, рассказывая, что у каждого предназначение есть, как и у самого Рейгана. Ему это не нравится, и он бы с радостью проснулся, чтобы не видеть и не слышать, но Де Вилль правила устанавливает в его голове самостоятельно, словно только и ждет ночи, чтобы не дать ему спокойно вдоха сделать. Грейвз себя виноватым в ее гибели считает, каждый раз рядом с ней девочку маленькую найти пытается, но салемская ведьма хитрит, она обещает привести ее в следующий раз. Но, конечно, следующий раз никогда не наступает, потому что стоит ему об этом лишь заикнуться, как сон сменяется другим, и Рейган снова оказывается там, где быть не должен.

[indent]  [indent] Уже не камни и не предсказания, уже просто брюнетка, что все его внимание на себе сосредотачивает. Грейвз не может пошевелиться: он вынужден наблюдать за тем, как она из раза в раз одно и то же проживает, будто бы надеется, что судьбу изменить можно, если очень сильно захотеть. Увы, если бы можно с фортуной договориться, то и Де Вилль жива была, и дочь его бы сейчас смеялась, а не осталась для всех тайной, что миру явить было слишком стыдно для рода.
Рейган привычным движением ладони в карманах прячет, когда Сибилл из-за дерева выходит и голову задирает, чтобы, наверное, окна горящего дома рассмотреть.

[indent]  [indent] Каждый раз он горит и каждый раз после него остается лишь одно пепелище. Люди внутри выбраться не могут. У них предназначение навсегда там остаться, на той самой земле, что удобрением в себя примет пыль и сгоревшие дотла вещи. Возможно, через пару лет на этом самом месте вырастет что-то полезное для всего района, но скорее всего — на пустующей территории построят очередное здание.

[indent]  [indent] Рейган с разочарованием во вздохе отворачивается, когда Сибилл снова заходит в дом. Надеяться, что она вдруг решит в этот раз по-другому среагировать, сравни надежде на светлое будущее, оттого Грейвз лишь головой качает. Им приходится проживать один и тот же сон из раза в раз: она за порог переступает, а он, как бы ни пытался в стороне, следом бежит. Сегодня Рейган решает судьбу обхитрить — он отворачивается от горящего дома и вглядывается в лес, темный и ему незнакомый. Впереди нет ничего, что внимание бы привлекло, но ему теорию проверить хочется / победить / себе доказать, что не все потеряно, что не все предначертано.

[indent]  [indent] До него доносятся звуки обрушивающейся крыши, но Грейвз заставляет себя не дёргаться с места, пальцы в кулаки сжимая в карманах при едином желании поддаться слабости и все-таки Трелони вытащить из-под обломков. Ему или кажется, или кто-то действительно кричать начинает, и он глаза закрывает, желваками играя, потому что терпение у Рейгана не вечное. Он знает, что все происходит во сне — никто не пострадает и каждый, кто замешан в происходящем, проснется целым и невредимым на следующее утро. Оттого он стоять продолжает, когда крики усиливаются и среди них отчетливый голос Сибилл различить становится возможным.

[indent]  [indent] Рейган просыпается резко: у него глаза тут же открываются, когда он все-таки ее выводит из здания и тащит ближе к лесу, где дым уже успевает выше подняться. У ведьмы глаза слезятся и кашель не прекращается, Грейвза же тошнит, и он рядом оседает, пытаясь в себя прийти. — Черт, — вспоминая все, что произошло во сне, он ладонями по лицу проходится прежде, чем подняться решается. С удивлением правда замечает, что на часах нет еще и трех ночи, а внутри уже успевает зародиться волнение, с которым Рейган к окну подходит. Перед домом не видно никого, кто мог бы его разбудить специально. Он еще некоторое время вокруг себя оглядывается, пока до него не доходит: вещи лежат на тех местах, которые Грейвз постоянно во сне этом треклятом видел. Он медлит прежде, чем дотягивается до джинс. В кармане должна быть записка, и Рейган громко выругивается, когда нащупывает скомканную салфетку.

[indent]  [indent] У Джемаймы всегда были камни, по которым она предсказывала будущее, у него же ни снов, ни видений, одна лишь паника, что каждый раз к горлу подкатывает, когда осознание      с      о п о з д а н и е м      цели достигает. Рейган толстовку застегивает до горла, из дома выбегая и тут же заворачивая за угол. Он эту дорогу наизусть помнит — сколько раз ходил туда и обратно, пытаясь одной и той же участи избежать. Один поворот, другой, теперь по прямой до знака остановки и по склону вниз. Грейвз ускоряется, прибавляя шагу и переходя на бег, когда вперед замечает большие клубы дыма в небе.
— Сибилл, — кричит, затормаживая перед калиткой, которая уже открыта. Все так же, как и всегда / входная дверь открыта, из нее валит дым, щиплющий глаза. Рейган натягивает рукав на кулак и, прикрывая им рот, забегает внутрь. Другую руку он держит над головой, чтобы, если что, увернуться от очередной валящейся балки: Грейвз останавливается на месте, прекрасно зная, что именно в этот самый момент портрет со второго этажа упадёт на лестницу и оставит после себя глубокую дыру, что уводит в подвал. Рейган все бы отдал, чтобы этого не произошло — потому что сон с таким исходом максимально неблагоприятным оказывается. Грейвз уворачивается от летящего портрета и успевает отскочить от ступенек, что вместе с увесистой рамой крошатся.
— Сибилл! — кричит, зная, что она забралась на самый верх, пытаясь спасти кого-то, кому выбраться было не суждено.

[indent]  [indent] Рейган мог бы сюда не бежать, он мог бы остаться в кровати и сделать вид, что сон, что наваждением стал после встречи с ведьмой, не имеет никакого значения. Но он перепрыгивает на второй этаж, держась за перила и дыхание задерживая, чтобы не вдохнуть слишком много за раз. Пригнувшись как можно ниже, Грейвз на корточках добирается до комнаты, в которой       п о с т о я н н о       Трелони прячется. Он палочку перед собой вытаскивает, чтобы водой обдать дверь и толкнуть ее плечом.
— Сибилл, отойди! — кричит в щель, продолжая давить на заклинивший замок. Ручка неприятно жжет кожу на ладони, и Рейган закусывает губу, разбегаясь и снова со всей силы ударяясь о дерево, которое наконец начинает потрескивать.

[indent]  [indent] как я, одна дома я, дома я
до дна, где моя беда, моя, моя

[indent]  [indent] у вари не было дедушки, не было бабушки, и когда тихон своих родственников ей приписывает, кажется, будто бы они — одно единое целое. нет скрябиной, оставленной у порога приюта, есть варвара, которая сидит в ногах у евсея и чувствует себя своей, но никак не чужой. никто не знает, что было бы, если бы в детстве не было возможности почувствовать себя частью чего-то общего и цельного. возможно, она бы, как и большинство воспитанников, потерялась на улицах, себя изнутри растерзала, пытаясь отыскать что-то, что имело бы смысл. если не знаешь, что такое — иметь рядом близких людей, то никогда не сможешь ступить на улицу без предательского страха затеряться в толпе. варя знает это чувство, она его ощущает лишь единожды, когда оказывается в одиночестве полгода назад.

[indent]  [indent] может, поэтому его ладонь чересчур крепко сжимает, когда тихон смеется и глупости произносит. все слова, которыми они обмениваются, едва ли значат что-то. можно говорить одно, но смысл будет совершенно другой: например, варвара в свои слова вкладывает благодарность // спасибо, что позвал, спасибо, то вспомнил. ей бы научиться мысли обрекать в буквы, но боязнь выразить признательность и тем самым признать, что дорожит чем-то, заставляет губы поджимать. потерять то, что уже становится «твоим», - сложно, потерять то, что входит в привычку, — больно. варя боли больше не хочет, лучше сразу судьбе дать понять, что ее не достать.

[indent]  [indent] городецкий свои щеки трогает, намекает, что вспоминать хотел, и скрябина пытается будничность натянуть на происходящее. они перестали общаться, буквально перешли из разряда близких друзей в тех, кто встречается пару раз в неделю на улице, потому что магический лондон не такой большой, как маггловский. смириться с этой мыслью было сравни расщеплению: по куску от себя отдирать, буквально пытаясь воспоминания заглушить воспроизведением ссор в памяти. за полгода варя успевает привыкнуть к этой необходимости: лечь перед сном и вспомнить все до мельчайших подробностей, как тихон вещи говорит страшные и обидные. а потом вольности допускать — рассматривать, куда ссоры привести их могут. больше всего нравится скрябиной сценарий, где они оба успокаиваются и понимают, что причина ссоры — глупая, что она не стоит ни сорванных связок, ни раскрасневшихся глаз.

[indent]  [indent] варе бы шагнуть в эту самую неизвестность, руку ему протянуть, улыбнуться и перестать бояться быть отвергнутой // в самом деле худшее уже успело случиться, худшим было без него засыпать и без него просыпаться, зная, что в течение дня не услышит его снисходительного голоса.
разве можно еще сильнее испортить, что и так уже, кажется, дна достигло? если бы евсей их сейчас увидел, наверное, приказал прекратить заниматься ребячеством. тратить время на «если бы», когда жизнь утекает буквально сквозь пальцы, — роскошь, которой нет ни у кого из них.

[indent]  [indent] — миссис руссо, прошу прощения, — извиняется перед женщиной, которая уже успевает о них забыть — ее внимание привлекает партнер тихона. он не такого высокого роста, как городецкий, но ладонь одну прячет в кармане штанов, а другую тянет в приглашении на танец. скрябина друга локтем толкает, чтобы тот посмотрел, как правильно с дамами нужно обходиться: — если нужно будет, то и станцую, — перепрыгивает с одной ноги на другую, а потом руки в бока упирает, — как бабуля учила, — визжит следом так же, как здислава постоянно делала — громко и заливисто. обычно за таким кличем поднимались все русские иммигранты, а из трансфигурированных инструментов вдруг лилась песня, незнакомая, но жутко энергичная. мужчины приседали и поднимались тут же, их щеки розовели, а женщины выходили в центр и брались за руки, образуя прочное кольцо. варваре всегда подобное казалось своего рода ритуалом — веры в то, что когда-нибудь и у них все будет хорошо. тогда евсей обязательно на плечи себе подбирал какого-нибудь мальчишку, тому в руки вручались бубенцы, и он совсем не в такт пытался подстроиться за остальными.

[indent]  [indent] скрябина с грустью смотрит на городецкого, а потом на то, как за их спинами англичане пытаются умаслиться в окружении приезжих и определенно нуждающихся в их понимании.
— тебе не нужна пьяная варвара, — щелкает пальцем на тихона, когда бокал из его руки забирает и чокается следом. удержаться от вздоха не получается: неважно, кто стоит во главе фонда, когда страна разваливается на части, а тебе приходится выживать среди чужих. даже если бы евсей все еще был жив, наверняка бизнес так же терпел поражения, сколько бы балов ни устраивалось. англичане черствеют, они выбирают сторону, к которой примкнуть, чтобы в случае победы тех или других оказаться в выигрыше. варя понятия не имеет, как их не мучает совесть от такого лобызания: здислава не допустила бы разговоров, которые могли бы услышать кто-то из приглашенных гостей, поэтому скрябина молчит и лишь глотком за глотком бокал осушает.

[indent]  [indent] — я решила, что больше ссориться с тобой мы не будем, — заявляет в ответ, потому что говорить о себе варвара не любит. неважно, как она сама, ведь в любом случае жива и здорова и даже пришла в платье, а не в сарафане и шапке-ушанке. — что хочешь с этим делай, тиша, но пора тебе повзрослеть и научиться соглашаться со мной во всем, — на него взгляд поднимает и старается лицо максимально серьезным сохранять как можно дольше. хочется, конечно, увидеть в его взгляде непонимание / удивление, но варя быстрее раскалывается и смеяться начинает. — а ты как? — вопрос совсем необязательный, но скрябиной время потянуть хочется // здислава из угла в нее своей палкой тычет, а варвара ее игнорирует.

[indent]  [indent] бокал пустой ставит на стол, руки заламывая за спиной, и поворачивается к нему наконец лицом к лицу; смотрит долго, смотрит, изучая и щурясь с каждым движением секундной стрелки все сильнее. варе вернуться в то время хочется, когда они вдвоем против всего мира, а не когда порознь, а потом неловко неподалеку. первой шаг делать не нравится, как и смотреть на него снизу вверх. но скрябина заговорщически за палочкой тянется, взмахом которой ритм мелодии меняет.
[float=right][/float]— мистер городецкий, вы слишком серьезно подходите к работе, нужно гостям показать русский дух, — перепрыгивает с ноги на ногу прямо так же, как в детстве делала, и руку ему тянет, уводя в центр зала. — так и быть, в знак моих извинений примите этот танец, — на колено одно садится, понимая, что ситуацию до абсурда доводит. но они никогда не были про смирение, они всегда были против.


[indent]  [indent] варя на ноги подхватывается и движения из детства воспроизводит, вспоминая их с трудом, но мелодия делает свое, и она уже кружится вокруг тихона, как будто не было ни смертей, ни потерь, что они вдвоем пережили. евсей сидит справа, рядом с ним здислава, она всем своим видом не показывает задорности, но под пышной юбкой ее туфля в такт песни танцует. дети, что сидели мгновением раньше смирно, пускаются в пляс, сбивая друг друга с пути. а скрябина все кружится и кружится вокруг городецкого: у нее волосы из прически выпадают, венок сваливается на бок, а она его за руки берет и лишь увеличивает между ними расстояние, тем самым быстрее разгоняясь. сердце бьет в ушах, оно буквально заставляет ее не останавливаться и ускоряться / ускоряться / ускоряться. его руки, крепкие и цепкие, обратно ее притягивают, и вот она уже за юбку хватается, из стороны в сторону ее оттягивая, пока плечами движение доигрывает.
многочисленные родственники подхватывают песню, мелодии уже не слышно — все двигаются по инерции, по знакомым звукам, что когда-то их общей историей были, а потом растворились в английской речи. бал, устроенный для местных, преображается. кажется, будто бы и освещение меняется, потому что люди вокруг, не зная ни песни, ни мелодии также присоединяются к всеобщему празднованию.

[indent]  [indent] варвара не знает, что остальные празднуют, но она за пальцы тихона крепче держится, потому что сейчас и в этот самый момент наконец то самое единение снова чувствует.

[indent]  [indent] мелодия к концу подбирается, и скрябина это помнит, поэтому к нему возвращается, за шею обнимая и от земли отрываясь.
— так как дела? — перекрикивает шум со всех сторон, но блеск глаз городецкого замечает даже в кромешной тьме, что наступает, когда песня резко обрывается.

I'm not wasting my time, you better recognize
THE FLAME, THE HUSTLE, THE PAIN, THE REDNESS IN MY EYES

[indent]  [indent] Северус бредет по переулку, всматриваясь в тени, что впереди виднеются на мгновение и тут же исчезают. В такое время суток никто не хочет попасться и быть узнанным, да и сам Снейп лицо опускает, когда кто-то мимо него все-таки проходит. Мантия не скрывает ни длинных волос, ни въедливых темных глаз, но беспокоиться ему не из-за чего. У Северуса палочка в кулаке зажата, а если будет нужно, то заклинание с губ сорвется вполне непроизвольно, что не есть хорошо, но он привык довольствоваться тем, что есть.
Когда из Хогвартса выпускается, то к работе приступает с присущей осторожному человеку внимательностью. Он многих своих коллег уже давно знает: учились вместе или же пересекались у Малфоя / Мальсибера дома. Оттого предусмотреть может, кто подставит, а кто последует приказу без отклонений. Так и происходит — они работают слаженно, вдвоем или втроем, но результат всегда Темного Лорда радует. Снейп пользуется доверием и доказывает свою лояльность, когда в первый раз вызывается на занятие по окклюменции. Он уже давно пытается одолеть ментальную магию, азы изучает, но практики не хватает, а Темный Лорд дает ее сполна. Северус от него пощады не ждет, но удивляется, когда тот не предстает перед ним с шипами на коже и зверскими глазами — Том Риддл похож на обычного человека, чем, наверное, только больше страха и вселяет.

[indent]  [indent] Снейпу к восьмидесятому году становится вполне очевидной цель, которая стоит перед ними. Разделять ее с остальными пожирателями смерти — одно, а осознавать и принимать — совсем другое. Он не только понимает, но и строит планы по ее достижению. Многие любят ситуацию утрировать: пожиратели смерти не гонятся за геноцидом магглов, они лишь хотят восстановить справедливость и сделать мир лучше. Северус, конечно, в прения не вступает — чем больше голосов, тем сложнее разобраться в изначальной мысли собрания, но то и дело подмечает, кто и что озвучивает при Темном Лорде за столом.
Многие вступают в ряды пожирателей, потому что хотят крови, хотят хаоса и боли. Вполне очевидные желания, учитывая, что чистокровные наследники растут в лишениях. Не в материальном плане, конечно, а в эмоциональном. Северус наблюдает за Люциусом, с детства третируемым отцом, и подмечает, какое сильное влияние Абраксас на него оказал, то ли пытаясь помочь, то ли не зная, как по-другому себя вести. Большинство его знакомых (коллег) руководствуются детскими обидами, когда приступают к выполнению задания, что отдаляет пожирателей от истинной цели, но вполне забавляет хозяина. Чем больше хаоса, тем больше шанс добиться своего.

[indent]  [indent] Северусу нравится думать, что он свои обиды оставил позади; закопал где-то на заднем дворе, спрятал от всеобщего обозрения то ли окклюменцией, то ли силой воли. Лили не снится ему больше: он забывает ее голос, не помнит, как выглядят ее глаза, хотя, порой, фантазирует, цепляясь лишь за одно воспоминание о том, что те определенно точно зеленые. Чем дальше Снейп живет в своем мире, тусклом и покрытым мерзким мраком, тем меньше он помнит о тех временах, когда обе Эванс занимали в его жизни больше места, чем он сам.
Только когда Петуния вышла замуж, а Лили окончательно исчезла с горизонта, Северус осознал, что все то время неправильно себя вел. Не по отношению к ним, а по отношению к себе: он определял, хороший ое или плохой, светлый или темный по критериям, которые выставляла Эванс. Жить так нельзя, так можно только в клетку себя загонять в постоянной попытке добраться до идеала, чтобы хоть как-то на себя внимание обратить. Снейпа от подобного коробит, он шаг назад делает, палочку вскидывает и проблемы себя лишает — легче простого.

[indent]  [indent] Только когда по Лютному Переулку перебирает медленными шагами, то замечает впереди фигуру, не прикрытую типичной для этого места мантией. Она вообще стоит в куртке посередине улицы и оглядывается по сторонам, как будто потерялись среди трех сосен. Северус шаг замедляет, он вовсе останавливается, капюшон с волос скидывая и пытаясь разглядеть, какого черта происходит.
Петунию не узнать сложно. Она яркая, хоть и невысокого роста. Если бы с кем-то разговаривала, то ее голос бы разносился по всему переулку. Северус о нем вспоминает, когда читает ее письма после длинного рабочего дня. Обязательно нальет себе чай / кофе / настойку, сядет на стул, ноги закинет на стол, несколько минут поразмышляет, а стоит ли вообще в очередной раз вскрывать конверт без марок и подписей, но все-таки до листа, разлинеенного, дотянется.
С апреля он не открыл ни единого конверта. Складывал их сначала рядом с выпусками Ежедневного Пророка, а потом скидывал в ящик под столом, чтобы не занимали место. Петуния, начинала злиться и писала больше писем, чем обычно, а Северус каждое оставлял с предыдущим рядом, не возвращаясь к ним ни следующим утром, ни вечером.
Одного такого не помеченного конверта хватило, чтобы информация внутри всю жизнь с ног на голову перевернула, больше Снейп рисковать не хотел.

[indent]  [indent] Он даже не помнит, когда они в последний раз встречались и общались. Кажется, когда всем стало известно о беременности Дурсль. Эвансы организовали слишком шумный, по его меркам, праздник, и пришлось на месте трансфигурировать салфетку в какую-то непонятную плюшевую игрушку, которую наверняка уже выкинули.
Северус замечает и живот, который виднеется из-под раскрытой куртки, оттого вздыхает / тяжело, недовольно, обреченно.
Петуния его тоже замечает, на месте останавливается, и Северусу ничего не стоит мимо нее пройти, чтобы перестала глупостями заниматься и усложнять то, что и без этих пустых разговоров непросто.
Но оставить ее посреди Лютного Переулка Снейпу решимости не хватает: он к ней подходит, шагами большими и быстрыми, за локоть хватает без вопросов лишних и по сторонам оглядывается, чтобы никто не заметил, кого он за собой тащит и главное — куда.

[indent]  [indent] Северус работает в лавке Берка, точнее — он там получает заказы от Темного Лорда, их выполняет, передаёт следующим. Система налажена на все сто процентов, рисковать ею, значит, не иметь головы на плечах. Снейп доходит до тупика, с которого все знающие трансгрессирует, и в следующем шаге с места пропадает, крепко хватая Дурсль за собой. Как только они оказываются в Хогсмиде, Северус на Петунию смотрит недовольно: — ты можешь замолчать? — шипит, потому что хвоста за собой бы не хотелось, да и палочка уже свое дело делает — силенцио заглушает Дурсль, и они следующие несколько домов проходят в тишине.
На третий этаж подняться незамеченными невозможно, а Снейп подталкивает ее к лестнице, пока здоровается с Леей. Она снова напоминает про оплату к концу месяца, хотя Северус ни разу не задерживал выплаты. Но лишать ее возможности проводить взглядом незнакомку не решается — пусть смотрит, сколько хочет, все равно узнать Петунию из здешних никто не может.
Она ни разу в Хогсмиде или даже в Хогвартсе не была.

[indent]  [indent] Только когда Северус закрывает дверь за собой, щелкает щеколду, накладывает заглушающие чары и наконец охранные, тогда поворачивается к Петунии и срывается на крик: [float=right][/float]— ты какого черта удумала, дура? — Снейп и сам не ожидает, что получится настолько громко, но ему уже не семнадцать, а ей не восемнадцать. У нее в животе ребенок вот-вот родится будет готов, а она расхаживает по волшебным переулкам, да и не по каким-то там, а по Лютному. Северус снимает с нее силенцио, палочку откидывая на тумбочку и проходя мимо.
Его трясет от неожиданности / от непонимания происходящего. В его квартире сейчас находит маггла, которая ни разу не была на территории так близко к школе. Их могли заметить, отследить и вычислить — один лишь донос Темному Лорду и всякие попытки распутать комок с предсказанием будут напрасны.
Северус осторожно выглядывает в окно, чтобы удостовериться, что никого ни на улице, ни в доме напротив не видно. Он ставит чайник, левитирует две кружки на стол, а сам опирается на столешницу, следя за тем, как Дурсль мнется на пороге. Ее живот его пугает — он слишком большой, а мысль, что она пришла рожать к нему, кажется, чересчур странной, чтобы ее продолжать. Но Снейп буквально пялится на него, понятия не имея, что еще сказать, кроме как послать к черту и стереть ей память.
— Эванс, я тебя спросил, какого черта ты творишь и что ты делала в Лютном? Как ты туда вообще попала?