• • • • • • • • • • • •

[indent]  [indent] несколько минут назад на деревянном полу в той же самой позе сидел брейдон, слова жующий и обещающий, что рассказал примерно «ничего». теперь перед джошуа на коленях стоит питер, который пытается то ли подыграть своему другу, то ли обыграть его, и урхарт не уверен, что хочет выяснять, чем именно петтигрю решил его терпение надломить. его и так не осталось особо: каждый вдох сопровождается сопением, потому что лёгкие яростью наполняются, ведь секунда за секундой время отбирает у его стаи шансы выжить.

[indent]  [indent] они, когда ищут место, где осесть, то теряют многих; они буквально живут в лесу, прячась от зверей в человеческом обличье и от людей в — животном. джошуа помнит те дни, когда приходилось выходить в пригород уэльса, иногда шотландии, и с тенями соприкасаться, чтобы добыть еды и медикаменты. их не принимали и едва ли примут сейчас, если всю ораву приведут в известный всем визенгамот.
урхарт ладонью в перчатке крутит, он её разминает, потому что проклятые жилы начинают болеть, когда спадает первый выброс адреналина. взгляд становится хищным, внимательным и жадным до деталей, оттого джош замечает, как питер перед ним пытается оправдаться. он не тянется за артефактом, что лишь доказывает, что пацан умён, но тем не менее отыгрывает роль на все сто двадцать процентов.
шаг в сторону, шаг — в другую, и он уже говорит, будто бы не понимает, о каких трёх людях идёт разговор. джошуа с радостью бы разложил ему, что трое — это роберт, морриган и он сам, да только одного слагаемого уже не хватает, и его место занимает эверетт, у которого свои мысли и свои цели.

[indent]  [indent] урхарт бы с радостью ( и правда ) присел напротив, за жизнь ему пояснил, за правила рассказал — сделал бы так же, как со всеми своими ребятами делает, когда они, нашкодившие, к нему в кабинет приходят. псы, как и волки, как и дети, которые ему доверяются, всегда ошибки допускают. они, бывает, на одни те же следы своих предшественников наступают, и джошуа терпению учится вместе с ними, повторяя и разъясняя границы, которые заступать нельзя.
он становится то ли старшим братом, то ли старшим товарищем, который может и бутылку пива предложить, и за последствия спросить.

[indent]  [indent] джошу не составит труда для начала питера лишить жизни, а потом его бездыханного принести в зал для обсуждения следующих действий. если от одной крысы избавятся, то остальные оценят опасность и снова по своим норкам спрячутся. правда это не кажется разумным решением сейчас, когда вокруг слишком много возможностей для того, чтобы пробраться в самое сердце триумвирата. урхарт должен помнит, что помимо того, что они с сэйр и маклафлином создавали, есть ещё опасность внешняя; есть ещё фенрир, у которого зубы наточены на то, чтобы его сгнившим телом поужинать. джошуа умрёт не сегодня, так завтра. смерть к нему уже достаточно близко подходит, чтобы начать переживать, чтобы начать нервно избивать пацана у входа в таверну и наслаждаться его квакающим кашлем, когда нужно отойти и самому отдышаться.

[float=right][/float] [indent]  [indent] ботинок урхарта его липкой кровью покрывается, и он им по земле отбивает, чтобы стряхнуть капли, которые ненужное внимание к нему привлечь можно. да только, какая разница, кто увидит и кто спросит? у джошуа отличное объяснение есть — не твоего ума дела.
то же самое он ответил бы и питеру, да только напротив присаживается, снова взглядами приравниваясь.
— я знаю, откуда ты, петтигрю, — пальцем тычет ему в неприкрытый ни чёлкой, ни головным убором лоб. одна пуля, и энди бы уже избавила их от проблем, да только сначала нужно обсудить, сначала нужно показать всем, кто на подобное собирается решиться, что разговор будет очень коротким. — я знаю, откуда ты и что здесь делаешь. я знаю о тебе всё, сын чистокровной волшебницы и грязнокровки, друг предателя крови и бывший сотрудник кампании дженкинс, — урхарт не интересует материковыми делами, он интересуется тем, что происходит под его носом.

[indent]  [indent] тот, кто переступает порог замка, а ещё и решает остаться, становится его целью и причиной долгих рабочих вечеров. джошуа не на словах обещает всем безопасность, джошуа её выбивает всем тем, кто за ней сюда приходит.
он дело питера складывает рядом с остальными, потому что псы приносят ничтожную часть информацию, они буквально только биографию и года выпуска ему предоставляют, потому что на парня больше ничего и нет. работа в министерском штабе прервалась, когда его сослали с нагретой позиции в июне, но больше ничем другим петтигрю не занимался. на что были потрачены дни и ночи, на кого они были потрачены?

[indent]  [indent] в военном мире, в мире, где каждый второй — и даже твой самый близкий друг — может оказаться предателем, уповать на бессонные ночи в игорных домах не приходится.
— и я знаю, по чьей указке ты здесь, — бьёт в неизвестное, но по ту сторону или пожиратели смерти, или орден феникса. и джошуа не знает, что лучше — первые или другие, потому что им нельзя показываться на ирландской территории, не после того, что они устроили здесь пять лет назад.
— думаешь, кровавая луна — это всё сказки? только брейдон превратится, я смогу прочитать все его мысли, увидеть всё, что он делал, и принести доказательства кому нужно. хочешь, чтобы я подождал и стал ещё злее или и сам расскажешь, что ты и кому сказал? — он ладонью по его щеке хлопает, наверняка вызывая дискомфорт в сломанном носу. избивать сильно — плохая идея, питер ещё должен иметь возможность говорить, поэтому джошуа поднимается, колени свои отряхивая.

[indent]  [indent] — когда ты ходил под стол, я уже обращал друзей твоих родителей, петтигрю. не испытывай моё терпение, — урхарт палку подхватывает с дороги. хорошо, что биту оставил дома — как правильно, что подумал о том, что остановиться не сможет. ярость его изнутри поедать уже начинает, а проклятая рука отдаёт болью в позвоночник. он замахивается палкой в воздухе, прицеливаясь и дожидаясь, когда петтигрю начнёт сам говорить.
— хорошо, — плечами пожимает, проходясь с размаху по щеке другим концом палки, — отвечай «да» или «нет». на каждое твоё «нет», я буду ломать тебе по пальцу, — обещает, упираясь суком в землю: — рассказал ли ты кому бы то ни было — джошуа помнит о чёртовых клятвах орденовцев, он не просто так держится столько лет во главе стаи, — об убийстве джорджины? "да" или "нет", петтигрю, - напоминает, палку удобнее перехватывая.

• • • • • • • • • • • •

[indent]  [indent] несколько минут назад на деревянном полу в той же самой позе сидел брейдон, слова жующий и обещающий, что рассказал примерно «ничего». теперь перед джошуа на коленях стоит питер, который пытается то ли подыграть своему другу, то ли обыграть его, и урхарт не уверен, что хочет выяснять, чем именно петтигрю решил его терпение надломить. его и так не осталось особо: каждый вдох сопровождается сопением, потому что лёгкие яростью наполняются, ведь секунда за секундой время отбирает у его стаи шансы выжить.

[indent]  [indent] они, когда ищут место, где осесть, то теряют многих; они буквально живут в лесу, прячась от зверей в человеческом обличье и от людей в — животном. джошуа помнит те дни, когда приходилось выходить в пригород уэльса, иногда шотландии, и с тенями соприкасаться, чтобы добыть еды и медикаменты. их не принимали и едва ли примут сейчас, если всю ораву приведут в известный всем визенгамот.
урхарт ладонью в перчатке крутит, он её разминает, потому что проклятые жилы начинают болеть, когда спадает первый выброс адреналина. взгляд становится хищным, внимательным и жадным до деталей, оттого джош замечает, как питер перед ним пытается оправдаться. он не тянется за артефактом, что лишь доказывает, что пацан умён, но тем не менее отыгрывает роль на все сто двадцать процентов.
шаг в сторону, шаг — в другую, и он уже говорит, будто бы не понимает, о каких трёх людях идёт разговор. джошуа с радостью бы разложил ему, что трое — это роберт, морриган и он сам, да только одного слагаемого уже не хватает, и его место занимает эверетт, у которого свои мысли и свои цели.

[indent]  [indent] урхарт бы с радостью ( и правда ) присел напротив, за жизнь ему пояснил, за правила рассказал — сделал бы так же, как со всеми своими ребятами делает, когда они, нашкодившие, к нему в кабинет приходят. псы, как и волки, как и дети, которые ему доверяются, всегда ошибки допускают. они, бывает, на одни те же следы своих предшественников наступают, и джошуа терпению учится вместе с ними, повторяя и разъясняя границы, которые заступать нельзя.
он становится то ли старшим братом, то ли старшим товарищем, который может и бутылку пива предложить, и за последствия спросить.

[indent]  [indent] джошу не составит труда для начала питера лишить жизни, а потом его бездыханного принести в зал для обсуждения следующих действий. если от одной крысы избавятся, то остальные оценят опасность и снова по своим норкам спрячутся. правда это не кажется разумным решением сейчас, когда вокруг слишком много возможностей для того, чтобы пробраться в самое сердце триумвирата. урхарт должен помнит, что помимо того, что они с сэйр и маклафлином создавали, есть ещё опасность внешняя; есть ещё фенрир, у которого зубы наточены на то, чтобы его сгнившим телом поужинать. джошуа умрёт не сегодня, так завтра. смерть к нему уже достаточно близко подходит, чтобы начать переживать, чтобы начать нервно избивать пацана у входа в таверну и наслаждаться его квакающим кашлем, когда нужно отойти и самому отдышаться.

[float=right][/float] [indent]  [indent] ботинок урхарта его липкой кровью покрывается, и он им по земле отбивает, чтобы стряхнуть капли, которые ненужное внимание к нему привлечь можно. да только, какая разница, кто увидит и кто спросит? у джошуа отличное объяснение есть — не твоего ума дела.
то же самое он ответил бы и питеру, да только напротив присаживается, снова взглядами приравниваясь.
— я знаю, откуда ты, петтигрю, — пальцем тычет ему в неприкрытый ни чёлкой, ни головным убором лоб. одна пуля, и энди бы уже избавила их от проблем, да только сначала нужно обсудить, сначала нужно показать всем, кто на подобное собирается решиться, что разговор будет очень коротким. — я знаю, откуда ты и что здесь делаешь. я знаю о тебе всё, сын чистокровной волшебницы и грязнокровки, друг предателя крови и бывший сотрудник кампании дженкинс, — урхарт не интересует материковыми делами, он интересуется тем, что происходит под его носом.

[indent]  [indent] тот, кто переступает порог замка, а ещё и решает остаться, становится его целью и причиной долгих рабочих вечеров. джошуа не на словах обещает всем безопасность, джошуа её выбивает всем тем, кто за ней сюда приходит.
он дело питера складывает рядом с остальными, потому что псы приносят ничтожную часть информацию, они буквально только биографию и года выпуска ему предоставляют, потому что на парня больше ничего и нет. работа в министерском штабе прервалась, когда его сослали с нагретой позиции в июне, но больше ничем другим петтигрю не занимался. на что были потрачены дни и ночи, на кого они были потрачены?

[indent]  [indent] в военном мире, в мире, где каждый второй — и даже твой самый близкий друг — может оказаться предателем, уповать на бессонные ночи в игорных домах не приходится.
— и я знаю, по чьей указке ты здесь, — бьёт в неизвестное, но по ту сторону или пожиратели смерти, или орден феникса. и джошуа не знает, что лучше — первые или другие, потому что им нельзя показываться на ирландской территории, не после того, что они устроили здесь пять лет назад.
— думаешь, кровавая луна — это всё сказки? только брейдон превратится, я смогу прочитать все его мысли, увидеть всё, что он делал, и принести доказательства кому нужно. хочешь, чтобы я подождал и стал ещё злее или и сам расскажешь, что ты и кому сказал? — он ладонью по его щеке хлопает, наверняка вызывая дискомфорт в сломанном носу. избивать сильно — плохая идея, питер ещё должен иметь возможность говорить, поэтому джошуа поднимается, колени свои отряхивая.

[indent]  [indent] — когда ты ходил под стол, я уже обращал друзей твоих родителей, петтигрю. не испытывай моё терпение, — урхарт палку подхватывает с дороги. хорошо, что биту оставил дома — как правильно, что подумал о том, что остановиться не сможет. ярость его изнутри поедать уже начинает, а проклятая рука отдаёт болью в позвоночник. он замахивается палкой в воздухе, прицеливаясь и дожидаясь, когда петтигрю начнёт сам говорить.
— хорошо, — плечами пожимает, проходясь с размаху по щеке другим концом палки, — отвечай «да» или «нет». на каждое твоё «нет», я буду ломать тебе по пальцу, — обещает, упираясь суком в землю: — рассказал ли ты кому бы то ни было — джошуа помнит о чёртовых клятвах орденовцев, он не просто так держится столько лет во главе стаи, — об убийстве джорджины? "да" или "нет", петтигрю, - напоминает, палку удобнее перехватывая.

текст поста тут

[indent]  [indent] джошуа никогда не испытывал к роберту ничего хорошего. так получилось, что между ними скопилось столько различий, что если бы они остались вдвоем в одном помещении, то вряд ли смогли бы понервировать звенящую тишину. только это не означает, что урхарт вполне спокойно будет смотреть, как его товарища пакуют под руки и уводят в сторону материка. сколько бы ни было между ними разногласий, они всегда находили точку соприкосновения и выбирали наиболее удовлетворяющий обоих вариант. это было сложно, порой невыносимо, но иначе невозможно было удержать триумвират на том месте, на котором он находится сейчас. иначе они не смогли бы противостоять гнёту и воздействию материка, который как ни крути, но увеличивается с каждым разом.

[indent]  [indent] что-то не клеится в словах питера, то джош не даёт ему повод об этом подумать. он ударяет его снова, когда кружит вокруг, словно полная луна уже захватила своим светом всё небо. быть хищником и превращаться в монстра раз в месяц — совершенно разные условия. если бы урхарт не знал, как можно придавить авторитетом / / опытом / / силой, он бы не забрался так высоко. отсюда прыгать забавно, хотя и не очень приятно. раньше как-то джош об этом не задумывался: жизнь для него казалась скоротечной и не особо сложной. кто-то обижался, кто-то цеплялся, кто-то мстил. каждый день случалось что-то, что полностью меняло планы и даже курс дальнейшего движения. и урхарт спокойно уживался с чужими правилами, на которые повлиять он, к сожалению, не мог. укус оборотня, побег из дома, потеря родных — всё это его сформировало и позволило сотворить то, что поначалу казалось невозможным. если бы не обстоятельства прошлого, он бы не нависал на петтигрю с желанием разодрать его глотку. если бы не память о предательствах, он бы не пытался выбить из него как можно больше информации.

[indent]  [indent] джошуа беспокоится за своих ребят, но совершенно здраво смотрит на ситуацию. если они найдут в оборотнях козлов отпущения, то магглорождённым и сквибам останется лишь один вариант — сдаться и примкнуть к преобладающей силе. нарушится состояние равновесия, и всё, что они так долго пытались построить, пойдёт крысам на ужин.

[indent]  [indent] урхарт ведь даже не спрашивал ничего про маклафлина, и слова петтигрю только больше его распылили. никто его не сдавал, это просто игра с орденом феникса затянулась настолько, что пришлось платить долги прямо сейчас, а не месяцем раньше. это просто стечение обстоятельств и не более. если бы кто-то и решил рассказать властям о том, что тело той волшебницы находится в доме роберта, то сдали бы сразу ксандера, но никак не его самого.

[indent]  [indent] джошуа ломает питеру ещё один палец прицельным ударом.

[indent]  [indent] — я тебя предупреждал, — мрачно добавляет. пытки ему никогда не приносили удовольствия. есть садисты, например, фенрир, который питается чужой болью, а есть джош, который по-другому не знает, как установить авторитет. возможно, другого способа просто не существует, потому что никто из его знакомых не садится за стол, чтобы обсудить плохое поведение коллег.

[indent]  [indent] информация о том, что петтигрю слышал слухи про их лес, тоже не приводит ни к чему. он проводил немало времени в замке, чтобы даже гулять по тем полянам, поэтому урхарт позволяет ему передохнуть, а себе сделать пару лишних жадных глотков воздуха.

[indent]  [indent] — я хочу услышать правду, питер, — хмыкает, потому что у парня явно есть желание удержать все нитки в своих пальцах. намотать бы их на фаланги, натянуть, да так крепко, чтобы никому больше не приходили такие глупые мысли в голову. — я хочу понять, как много ты успел сдать своим по ту сторону океана, — голос понижает. — ты ведь понимаешь, что отсюда живым уже не выберешься? ты и так, и так умрёшь, — пожимает плечами, присаживаясь рядом и равняясь с ним взглядами.
— зато ты можешь спастись ненадолго, пойти на сотрудничество, рассказать всё, что знаешь. я тебе выделю комнату, подселю к тебе брейдона. да, он жив, — своих джошуа не убивает. за редким исключением.
— ты не сможешь вернуться обратно на материк, там тебя посчитают погибшим. нет, не здесь, — как будто думает вслух, но на деле объясняет питеру весь спектр его возможностей. — мы с тобой посветим лицом где-нибудь в шотландии, а потом найдём обезображенное тело пьяницы. не переживай. но ты останешься здесь, в безопасности, будешь работать с нами и перестанешь быть шестёркой, — иногда посреди пыток, которые мало, к чему приводят, если включают в себя только избиение, нужно / / можно дать шанс на восстановление. восстановление дыхания, силы воли, анализ страха и знакомства с эмоцией ужаса. джошуа вряд ли даст питеру возможность жить спокойно, но во всяком случае он может получить от него достаточно, чтобы окупить проёбку ребят.

[indent]  [indent] — сколько стоит твоя лояльность, питтегрю?

Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как разбиваются чужие надежды. Как-правило у человека в этот момент становится особенно беспомощное выражение лица, и даже самая непроницаемая маска отрешенности дает трещину. Возможно на короткий миг, но порой и этого мига достаточно чтобы сделать выводы. Кто-то, а уж Джай точно разбирался в многогранности оттенков разочарования. За свою жизнь он так или иначе разочаровывал почти всех, с кем имел контакт. Начиная родителями и заканчивая собственным братом. Нет, не подумайте: Макмилану совершенно похуй если он не оправдает ваших ожиданий, но всегда интересно препарировать человеческие души, понимать первопричину эмоций и вскрывать словно гнойные нарывы всю гниль там таящуюся. Кай бы сказал, что его брат больной ублюдок, у которого совершенно нет стыда, совести и других хороших слов. Возможно он был бы прав.
Джай снимает с себя пиджак, небрежно кидая его на спинку кресла у камина. В Лондоне стоит удушливая для этого времени года жара. Рубашка из хлопка неприятно липнет к уже насквозь мокрой майке. Лоб покрывает испарина, и очень хочется выпрыгнуть из собственной кожи или на худой конец принять ледяную ванную. Однако такую роскошь он сможет себе позволить только поздней ночью, когда закончит все свои дела и трансгрессирует в свою квартиру. Сейчас же приходится довольствоваться легким сквозняком из распахнутого настежь старого окна, запахом дешевой полироли и дешевым бренди, по вкусу больше напоминающий самогон – хотя, зная Женю, Джай бы не удивился.
Мари (Маша – мысленно исправляет себя Макмилан, перекатывая на языке слишком мягкую шипящую), опаздывает. Ему кажется, что опаздывает, хотя на самом деле они даже не договаривались о встрече. Он специально пришел заранее чтобы застать девушку одну. По правде говоря, это весьма трудно, потому что Демидова словно невидимыми канатами привязался себя к Золотареву. Джая всегда удивляла такая безропотная преданность. Она может возникнуть только у беззаветно влюбленной женщины к мужчине, который не видит перед собой буквально одно большое и светлое – ничего. Прекрасные со зависимые отношения, которые редко приводят к чему-то хорошему. Чаще заканчиваясь разбитым на части человеком и кислым привкусом сожаления на языке.
Джай успевает выпить еще один стакан и окончательно вспотеть. Он закатывает рукава своей рубашки, расслабляет галстук и расстёгивает жилет. – Твою мать, жарко как в драконьей жопе.
Макмилан посматривает на улицу. Засматривается за тем как какая-то одинокая колдунья, сосредоточенно на протяжении нескольких минут поправляет свои чулки – будто находится не посреди самого злачного района магической части Лондона. Он пропускает, когда в помещении становится немного прохладнее, и уже не белые, занавески начинают аплодировать, развиваясь на сквозняке. Он не поворачивается, облокотившись рукой о хлипкую раму и произносит на русском: - Zdravstvuy, milaia,- английский акцент безбожно коверкает чужую речь, но Мари всегда забавляли его попытки выучить их с Женей родной язык. Она даже как-то назвала его позером, на что он рассмеялся, снимая свою любимую шляпу. – Ты сегодня что-то поздно. Босс в очередной раз воспользовался твоей безотказностью и поручил какое-то особенно важное и очень секретное дело, - Джая наконец-таки поворачивается в сторону вошедшей девушки и улыбается, смотря как недовольно она пыхтит при любом негативном упоминании Золотарева. Макмилан поднимает руки ладонями вверх в защитном жесте. – Я всего лишь шучу, золотко. Но ты должна поберечь себя, бродить одной в такое время не самое верное решение для такой благовоспитанной особы.
Он берет еще один стакан, наливает в него янтарной жидкости на два пальца, и протягивает его Демидовой. – Знаешь, мы с Женей недавно обсуждали одно дело, и он совсем забыл рассказать мне об одной очень важной и нужной детали. Я подумал, что уж кто-то, но Мари точно знает. Дело в том, что Босс видимо крайне занят очередной «неформальной встречей», раз не отвечает на моего патронуса, а я еще чуть-чуть и опоздаю. Вот и решил дождаться тебя, - он говорит спокойным и размеренным голосом. Таким голосом обычно уговаривают непослушных детей лечь в кровать. Либо лечь в кровать, но уже совсем не детей. Джай не уверен, что его затея выгорит. Скорее всего Маша разозлится и пошлет его. Но Макмилан не из тех кто отступает. По крайней мере не тогда, когда на кону слишком многое. Женя сделал свой выбор. Джай ни раз говорил ему как можно сделать так чтобы прибыль возросла с минимальными для бизнеса потерями. Да, несколько рисково связываться с приспешниками Лорда, но в конце концов они и не торгуют мороженым в Флориан и Фортескью. Однако Женя выбрал закрыться в панцирь из своего недоверия. Почему-то именно в этом случае, ты решил не разочаровывать его. Если уж он решил тебе не доверять, то хотя бы по какому-то серьезному поводу. – Сегодня удивительно душно, - он подходит к Демидовой еще ближе, окончательно расслабляя галстук, и застывает на расстоянии согнутого локтя. – Так что? Может быть ты сможешь мне помочь? Pozhaluista.
Джай привык играть по крупному. Ставки сделаны. Ставок больше нет.

• я был переполнен словами,
Н О   Н Е   С М О Г   И Х   С В Я З А Т Ь / /

[indent]  [indent] Юджинии важно, чтобы всё получилось; она об этом пытается себе напоминать, когда приходит в Министерство Магии и поднимается уже не на привычный этаж, а выходя из лифта раньше. Она не предполагала, что в ней всё ещё сохраняется так много гордости, чтобы каждый раз сталкиваться со злобой в разговорах с Эдгаром. Его победа кажется нечестной и пережить проигрыш оказывается не так легко. Она скрипит зубами, обходит стороной его коридор и усаживается за стол, кажущийся больше издёвкой, потому что на нём видны пятна от предыдущего хозяина.

[indent]  [indent] Дженкинс пару дней тратит на уборку и на обстановку кабинета, а потом подаёт прошение о создании нового отдела. У неё идея горит, она ею буквально жить начинает, когда осознаёт, что Мэннерс не вернётся, а все, кто когда-то рядом находился, теперь работает под началом другого человека. Юджиния себя снова и снова находит в одиночестве; она сталкивается с собственным взглядом в отражении зеркала и тут же отворачивается — это не она.

[indent]  [indent] Она бы, настоящая Юджиния, никогда бы не пряталась от окружающих, потому что не может никак справиться с горечью и желчью на языке. Она бы не опустила руки даже после того, как по ним хлестали бы смазанными ядом хлыстами. Она бы боролась дальше, открывала отдел, о котором грезила столько лет, продолжила бы свою кампанию и помогала всем, кому бы могла. Дженкинс смотрит на дочь, принявшую в свои руки управление Общества Бедствующих Волшебниц, и тайно ото всех вздыхает с облегчением. Она чересчур много обязанностей принимает на себя, как будто бы никто больше не справится, а на деле просто боится, что иначе останется ненужной для остальных. Кто будет ей писать, кто будет навещать, если проблему решить можно без её участия?

[indent]  [indent] Мысли жужжат в голове, когда Дженкинс получает удовлетворительный ответ на прошение; когда она проходится по новому коридору, вот-вот вышедшему из-под палочки местного архитектора. Теперь отдел располагается на удобном этаже, у него небольшая отдалённость от постоянно шумного холла. Несколько дверей без табличек, цветы, тумбы — Юджиния обстраивает каждый угол, пока наконец не осознаёт, что уже достаточно расставила цветов. Всё свободное время она занимает работой руками, как будто бы снова возвращается в пятидесятые и пытается выстроить Общество Бедствующих Волшебниц или хотя бы избавить шелтер от плесени.
Она переносит свой стол в кабинет неподалёку, расставляет колдографии и дополняет список, собранный из людей, которые уже проходили собеседования в мае. Некоторые из них уже уехали из страны, кто-то определённо точно негативно высказывался о работе Министерства Магии, но остались и те, кто за ничем плохим замечен не был.

[indent]  [indent] Юджиния решает, что лучше заняться наймом самостоятельно. Она бюджет выбивает, ссорясь с несколькими судьями Визенгамота, когда они указывают, что подобные траты скажутся на финансировании отдела спорта. Как бы сильно Дженкинс ни уважала квиддич и всех его болельщиков, проблема неравноправия по ней бьёт куда сильнее, и она лично приходит к Боунсу. Общение с ним всё ещё отдаёт кислотой на языке, так что Юджиния достаточно быстро приступает к очередному этапу поиска работников отдела. Она пытается придумать названия секторам, но везде ставит вопросительные знаки, боясь, что таким образом снова слишком много работы возьмёт на себя одну.

[indent]  [indent] Сова стучит в окно, наколдованное магией всего лишь парой днями ранее, и тут же улетает с лакомством в клюве. Дженкинс довольно собирается и тут же спешит к выходу — знакомый в Кабаньей голове предупреждает, что Дёрст пришла на работу. Юджиния её пытается выловить уже больше недели, та всё время куда-то испаряется. Письма до неё не доходят, и она решает, что лучше действовать нагло.
Дверь паба открывает, заходя следом: — добрый день, — здоровается с вышибалой, наличие которого посреди белого дня кажется странным — кто придёт пить до обеда? Она оглядывается по сторонам и самостоятельно находит ответ на данный вопрос. Людей оказывается не так уж и мало, оттого приподнятое настроение тут же омрачается: если Алкмена будет занята, то поговорить не получится.

[indent]  [indent] — Мисс Дёрст, — зовёт девушку, подходя к барной стойке. Та стоит к ней спиной, будто бы занимается чем-то чересчур важным, и Юджиния с интересом разглядывается бокалы, а также бутылки, выставленные, наверное, скорее ради украшения, чем для выбора. — Я писала вам, но письма не доходили, поэтому пришла лично, — Дженкинс не любит представляться, потому что её имя сначала ассоциируется с началом войны, а теперь — с позорным проигрышем и сотрудничеством с пожирателями смерти.
— Можем поговорить? — переходить сразу к делу кажется не лучшим решением, только вот у Алкмены рабочий день, а Юджиния отвлекает её от заработка. [float=left][/float]— Понимаю, что пропала чересчур неожиданно, — эта проблема испортила ей не одни отношения. И дочь, и друзья, и родственники — все переживали, все обижались, все пытались добиться внятного ответа на глупое «почему», да только ничего толком не получили. Дженкинс не может объяснить, зачем сбежала, почему решила, что лучшим решением будет скрыться ото всех сожалеющих комментариев. В воспоминаниях остались только ощущения трансгрессии на длительное расстояние и сбитые стопы, потому что сброшенные туфли при побеге, мешали уйти незамеченной.
— Но я бы хотела вернуться к разговору, который мы начинали в мае, — глупо с её стороны надеяться, что Алкмена сразу же вспомнит, в чём дело, но Юджиния оглядывается по сторонам, чтобы дать возможность мужчине сделать заказ.

[indent]  [indent] Пока он диктует название пива, а также его количество, Дженкинс присаживается все-таки на лавку и скидывает с плеч мантию.
— Пусть я и не министерка, но всё-таки этот отдел имеет право на существование. И мне кажется, что у вас были отличные идеи… — Юджиния чувствует, что чересчур тараторит, оттого делает вдох и пытается улыбнуть. Слишком много времени прошло с того момента, как она объясняла кому-то что бы ни было, поэтому неловкость буквально ощущается в воздухе вокруг. — Возможно, вы всё ещё хотите помочь оборотням? — она слова не заглушает, вслух произносит чужую расу, о которой не принято разговаривать так открыто. Где-то за соседним столом слышится гогот, и Дженкинс принимает его за очередное подтверждение её опасений. Нельзя размениваться на уговоры, нужно — действовать.

где ты
[indent] / / ЗАХОТЕЛА СПРЯТАТЬСЯ?
С Л Е Д Ы     Т В О И      Н Е      О С Т А Н У Т С Я

[indent]  [indent] Джорджиа на тени смотрит, и себя в них не узнает: она сидит ровно и неподвижно, а тень скачет, вокруг нее круги очерчивает и то и дело ближе склоняется // п о й м а ю _ в е р н у шепотом доносится до усталого сознания. Слагхорн, наверное, надумывает и кошмары себе самостоятельно сочиняет: вот Гойл в углу стоит, вот он на другой стороне улицы и руки в карманах прячет, ожидая, когда она, пристыженная, к нему неловкими шагами пойдет. Джо пытается себе напомнить, что все уже позади, что она уже давно для него мертва, для всех, кто когда-либо о ней помнил, в земле червей кормит. За столько времени ее труп бы разложился, от него не осталось бы ничего, потому что звери в лесу голодные // им бы чем-нибудь питаться и без разницы, падаль в их зубах оказывается или же человеческое мясо. Джо уверена, что она по вкусу от скудной оленихи не отличается — такая же костлявая, такая же пресная.

[indent]  [indent] Когда Темный Лорд призывает на собрание, Слагхорн каждый раз старается с толпой смешаться. Руки держит по швам, а те то и дело хотят за спину спрятаться — что, если рядом с ней стоит Гойл, что, если это он покачивается с ноги на ногу? Джорджиа от мыслей своих убегает // уплывает, выныривая из сомнений, чтобы сконцентрироваться на очередных приказах.

[indent]  [indent] Никогда не хотела становиться аврором // Никогда не стремилась к власти или послушанию, но по иронии судьбы оказывается там, где ослушаться — не привилегия и даже не каприз, а сплошная глупость. Джо не рискует и не подводит тех, кто ее на задания отправляет; она и маски своей не снимает ни до собрания, ни во время, ни после. Анонимность, о которой диктуют правила, ей на руку — никто не знает, что Слагхорн жива, что она следом за несколькими десятками плащей отправляется на очередное задание, то ли очень важное, то ли совсем бессмысленное.

[indent]  [indent] Ветер под маску не пробирается: магия не допускает «если», поэтому Джо уверена, что ее никто не узнает, что к ней никто не подберется. Она может рука об руку с Аттикусом работает, когда сначала один дом сжигает, а потом проверяет остатки пепла — доски, гвозди, несколько украшений, но нет артефактов.
Слагхорн по пепелищу ходит, когда впереди слышит шорох подошвы. На месте замирает, оглядываясь и замечая фигуру, напротив нее стоящую. Палочка уже воздух по инерции разрезает, предупреждая об атаке — Джорджиа не допускает ошибки ; не после того, как сбегает, прошлое свое позади оставляя.

[indent]  [indent] В сумерках рассмотреть Гестию удается без особых на то проблем. Она стоит уверено, пару шагов делает, щит выставляет, а Джо атакует. Губы поджимает, пальцы свободной ладони в кулак сжимает, специально смазывая Аваду, без которой нельзя // без которой есть лишь опасность получить наказание, разоблачающее ее лицо на всеобщее обозрение. Слагхорн минуту вырывает, когда за балкой прячется, и тяжело дышит, нервность пытаясь убрать на задний план.
Джонс для нее заменяет младшую сестру; она ей кажется куда более интересной, чем та же Дейзи, они с ней вместе эту дуру за косы тягают и пугают небылицами, от которых не рассмеяться невозможно, если вдруг та решится жаловаться. Гестия с детством ассоциируется // Гестия — сестра, которую оставлять было тяжелее всего. Джорджиа от ее атаки уворачивается, она по пеплу катится, замечая сбоку несколько пожирателей - они к ней спешат на помощь. Оттого сквозь боль на ноги поднимается, рычит в маску проклятья, которые никто не услышит, потому что голос ее изменен, а шепот разобрать практически невозможно: — диффиндо, — луч с палочки вырывается, — авада кедавра, — мажет специально, но тут же перекрикивает, останавливая двоих: — круцио! — Гестия на колени падает, она от боли корежится, пока пожиратели смерти уже на других орденовцев переключаются.

[indent]  [indent] Джорджиа за ними следит краем глаза, палочку не опуская, но когда те с виду скрываются, то пару шагов в сторону Гестии делает. Кто-то из ее сокомандников же должен рядом быть? Где они все, твою мать? Слагхорн нервно дергается в сторону, когда в нее летит красный луч; с колен не поднимается, с места сразу же аппарирует, зная, что Джонс кто-то подхватит // ее обязательно спасут, в Мунго отведут и не дадут пострадать.

[indent]  [indent] Джорджиа несколько дней после этой операции с отвратительным настроением показывается в главном здании. Разговаривать ни с кем не хочется, а Пайпер все еще в ее поведении ищет подводные камни. Слагхорн плюется на всех, кто на ее пути оказывается, но потом тут же улыбается, вспоминая, что Сара Рэндалл так не умеет // Сара Рэндалл — девочка хорошая. Она напивается в местном баре и плетется по улице до дома своего, который ничем не напоминает тот самый особняк, в котором они с Гестией прятались от вездесущего Дэниела. В доме нет ни чердака, где хранятся волшебные травы матери, нет ни перины, которая тебя поглощает с концами, если все-таки решишься на заколдованный матрац лечь.
В доме она одна // сбежавшая от реальности, прячущаяся на островах в объятиях драконов, которые спалить ее готовы в любое мгновение. Но тем не менее правда находит Слагхорн: она ей во снах приходит, в кошмарах, где Джонс кричит, где она плачет и задает вопросы, на которые ответов у Джо никогда не будет.

[indent]  [indent] Когда они растут, в Хогвартс поступают, а потом разъезжаются по сторонам, Джорджиа не думает // она не анализирует, что Гестии захочется цепляться не за тех, с кем держаться рядом нужно. Слухи распространяются быстро, и она с ней сталкивается на поле боя задолго до побега: специально атакует, к границе подталкивает, окружает языками пламени и никого близко не подпускает. Аттикус ругает, Аттикус за это высмеивает, но Джорджиа, зная, что после отвечать за подобное придется, разменивается на одни и те же ошибки. Гестия не понимает, что смертный договор себе подписывает — кажется, именно это ее и заботит до того момента, пока Гес не начинается отбиваться // до того момента, пока ее не окружают другие пожиратели смерти, которые после атаки оказываются на земле, а она уже вдалеке.

[indent]  [indent] Слагхорн учится не реагировать, она привыкает не заботится, но то и дело порывается в самую гущу, если замечает знакомый силуэт. За эти пару лет, которые Джо проводит в бегах от прошлого, уже успевает забыть, а тут рана вскрывается, а тут она снова кровоточит сомнениями.
Джорджиа себе под ноги смотрит, пока привычный соленый воздух перестает казаться знакомым. Аромат духов растворяется, он буквально обволакивает берег, который от неспокойных волн не успевает просохнуть. Слагхорн сапогами скользит по гальке, когда голову поднимает и замечает, что неподалеку Джонс стоит.

[indent]  [indent] Джорджиа не изменяет свою внешность в заповеднике: ее тут никто не знает, жители Гебридских островов территорию не покидают. Кем бы Слагхорн ни была на материке, тут она — никто. Разве что Пайпер ложь сразу же раскусывает, правда все еще молчит, словно причину ищет для того, чтобы в подлость сыграть. Джо шаг назад делает и растеряно на Гес смотрит, потому что понятия не имеет, что делать, потому что у нее в голове лишь одна привычка всплывает криками нервными // атакуй, атакуй, атакуй.
Слагхорн палочку достает быстрее, чем Джонс лишний шаг в сторону сделать успевает: — редукто, — галька в воздух подскакивает под лучом, и Джорджиа пользуется этим, разворачиваясь и со всех сил вперед устремляясь.

[indent]  [indent] Волосы по лицу хлестают, потому что она то и дело оборачивается, чтобы от погони отдалиться, да и ветру абсолютно все равно, что на этом самом береге правда вновь соль втирает в раны, что уже начинают щипать и комком в горле отдаваться.
Слагхорн замирает за стволом дерева, соображая быстро и чересчур хаотично: если побежит дальше, то привлечет внимание местных - от вопросов не отделаться, а если Джонс вернется домой, она обязательно кому-то что-то расскажет.

[indent]  [indent] Гойл.

[indent]  [indent] Джорджиа из-за дерева показывается, палочку крепко сжимая в ладони, но уже не держа ее перед собой: — привет, — не так встречают сестру, не так встречают ту, кого позади оставляют и хоронят мысленно. Слагхорн с самого начала присоединяется к тем, кто своим делом считает истребление тех, с кем дружит Джонс // кем она является. [float=right][/float]— Ты обозналась, — последняя попытка сбежать от последующих проблем, но Джо уже себя сдала, она уже вместо того, чтобы жизни Гес лишить, вновь ищет обходные пути. Аттикус именно поэтому доберется до нее рано или поздно, потому что больные места // потому что хрупкие места. Джонс лиловым синяком на запястьях Слагхорн каждый раз остается после очередной попытки ей помочь с поля боя сбежать, а теперь Джонс, кажется, лиловыми синяками на ее шее станет, когда Гойл до правды доберется. Он ведь наверняка за ней должен был следить, понимал, что рано или поздно, но две идиотки друг друга найдут.
[indent]  [indent] — Как ты меня нашла?

Чарльз болезненно глядит на подрагивающие руки, несколько раз до боли сжимает кулаки, чтобы избавиться от тремора, но эти попытки ни к чему не приводят. Он шумно втягивает воздух через нос, сдерживаясь, чтобы не ударить ни в чём не повинную столешницу. Третий месяц завязки был похож на ебанутые американские горки: только почувствуешь лёгкость от взлёта, как тут тебя поджидает резкое падение с высоты своих достижений — лишь бы не убиться к чертям собачьим. Одни диванные эксперты по избавлению от зависимостей за стопкой нелегально добытой маггловской водки твердили, что лучший способ держать себя в руках — выпускать негативные эмоции, направлять в другое русло. Что это за загадочное русло, было непонятно. Другие же, протягивая косяк чего-то, что точно не изучалось на травологии в школе, убеждали, что лучшие друзья в исцелении — умиротворение и спокойствие. Верить было некому, поэтому каждый способ Чарльз пробовал на себе с переменным успехом. Стоит, правда, отдать себе должное за просветления разума, ибо первый месяц не отпечатался в памяти совершенно — сплошное пятно боли, ядом растекающейся по венам.

Относительная изоляция заметно облегчала ситуацию. Случайная встреча с мисс Берк в «Дырявом котле» была невероятной удачей, ибо работа официантом в баре хуже всего подходит для того, чтобы покончить с наркотиками и переносить ломку. А вот быть продавцом не самого популярного магазина в не особо людном переулке, да еще и с возможностью снимать квартиру прямо над местом работы — сущее наслаждение. Свободных ушей и бессмысленной болтовни, конечно, порой не хватало, но вообще-то это было даже на благо: меньше слов, больше дела. Да и проблема с голосами в голове решалась сама собой из-за небольшой проходимости. Общество одного трезвенника переносилось гораздо легче, чем десяток орущих пьяниц с шумным роем мыслей в атрофированном мозгу. За четыре года наркотических зависимостей и почти беспросветного алкоголизма двадцать лет оттачивания своих способностей отправились псу под хвост. Божий дар, привносивший в жизнь статус и популярность, превратился в яблоко раздора, не доставляющее ничего, кроме адской мигрени и отвратительной на вкус смеси тревожности и дискомфорта. Чарльз всё еще топил этот ужас в алкоголе, с наслаждением слушая, как голоса захлёбываются и затыкаются наконец. Пил, конечно, не в таких количествах, что раньше, но без этого было не обойтись — чтобы заново запрячь легилименцию в узду, надо было для начала снова стать конструктивным членом общества, а потом уже трезвенником

Чарльз делает несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться. Тремор унять не удаётся, и проскакивает мысль о том, что бытовая магия, коей он хорошенько нахватался от тётушки, вновь оказалась очень полезна, вопреки словам покойной матушки. С такими проблемами даже палочку в руках удержать трудно, что уж тут говорить о каких-то домашних делах. Он прислоняется спиной к подоконнику и сжимает его, чтобы хоть как-то унять руки, бросая хмурый взгляд на работающую плиту. Паста предательски вкусно шкворчит на сковороде, обманывая своим сочным запахом о готовности. Персиваль переводит измученный взгляд на часы. Те показывают без пятнадцати девять вечера, насмешливо подыгрывая ленивому, только собравшемуся закату за окном. Чарльз не любил лето. Возможно, это пошло ещё с детства, когда он был вынужден возвращаться из любимого места в осточертевшее поместье, а может, внутренний шестилетний мальчишка всё ещё дуется, что ему порой приходится носить пальто и прятаться от нескончаемых дождей под зонтом. Ощущение обмана преследовало Чарльза каждый промозглый вечер. Во всех сказках лето было жарким и тёплым, дети там босиком бегали в майках и шортах по раскалённому песку. Видимо, на то они и сказки. Англия же громко смеялась в лицо расстегивающим верхние пуговицы на рубашках магам, смывая очередным ледяным ливнем первые признаки потепления. Поздние летние сумерки раздражали не меньше бесконечных дождей — тёмное время суток всегда нравилось ему больше. С темнотой было связано всё самое сокровенное и интимное, что было бы дурно совершить днём.

Чарльз оставляет попытки увидеть что-то интересное на сковороде и напряженно переводит взгляд на холодильник. Хотя, правильнее было бы назвать его хранилищем алкоголя на чёрный каждый день. Ничего съедобного найти там не представлялось возможным, зато количество и разнообразие стоящего там пива действительно поражало. Всё, что покрепче стояло в одном из шкафчиков на кухне, запертое на замок и предназначенное для особо тяжёлых случаев. Бутылки пива в большинстве своём хватало, чтобы унять тревожность и спокойно уснуть на несколько часов. При обострениях требовалось больше выпитого, и Чарльз каждый раз себя ненавидел за это — он должен справляться сам, не подавляя боль извне. Но порой становилось невыносимо.

Сегодня в планах было попытаться заснуть без алкоголя. Было.

Стук в дверь выводит Чарльза из гипнотического сверления взглядом холодильника. Он раздражённо фыркает и снова смотрит на часы. Без пяти. Поздновато для гостей, да и не то, чтобы он кого-то ждал. Скорее всего, очередной непутёвый мошенник-собутыльник, желающий впарить неведомую хуйню. В прошлый раз открыть дверь такому добром не закончилось. Однако, стук не прекращается и уже начинает действовать на расшатанные нервы. Чарльз старается игнорировать нежеланный чужой голос в голове и пытается подавить тревожность, несколько раз сжимая и разжимая подрагивающие кисти рук. Он уже набирает в лёгкие воздуха, чтобы послать незваного гостя в пешее эротическое, но, открыв дверь, со всем намеченным приходится распрощаться. Персиваль моментально расслабляется, увидев на пороге коллегу, и устало усмехается на её предложение.
— Нам разве завтра не на работу, мисс Берк? — он приоткрывает дверь шире, впуская гостью. Комок тревожности в груди медленно тлеет в боевой готовности, не собираясь покидать хозяина даже в состоянии покоя. Это вечное недоверие мешало нормально жить, но Чарльз обычно успешно его прятал там, где точно о нём не забудет, но сможет хотя бы сосуществовать с людьми. Лири, кажется, единственная, кому за последнее время удалось отвоевать к себе немного расположения. От неё веяло силой и едва уловимой опасностью, но всё же она когда-то отнеслась к нему не как к мусору и даже помогла, доверив работу в своём заведении, а это дорогого стоит. Чарльз тогда мысленно поставил себя перед ней в долг.

Он бросает хмурый взгляд на бутылки огневиски и глубоко вздыхает, закрывая дверь за девушкой.
— Пить на голодный желудок — плохая идея, уж поверьте. Я планировал ужин на одного, но, думаю, нам хватит. — Чарльз слегка морщится в попытке отогнать чужой голос и разминает пальцы, желая хоть немного расслабиться и унять, наконец, дрожь, а затем медленно проходит на кухню. — У меня есть пара маггловских пластинок. Надеюсь, вы меня не выдадите, — усмехается, переводя взгляд с девушки на часы. Ровно девять. — У них, к моему удивлению, интересная музыка. Если хотите, могу поставить.

Чарльз болезненно глядит на подрагивающие руки, несколько раз до боли сжимает кулаки, чтобы избавиться от тремора, но эти попытки ни к чему не приводят. Он шумно втягивает воздух через нос, сдерживаясь, чтобы не ударить ни в чём не повинную столешницу. Третий месяц завязки был похож на ебанутые американские горки: только почувствуешь лёгкость от взлёта, как тут тебя поджидает резкое падение с высоты своих достижений — лишь бы не убиться к чертям собачьим. Одни диванные эксперты по избавлению от зависимостей за стопкой нелегально добытой маггловской водки твердили, что лучший способ держать себя в руках — выпускать негативные эмоции, направлять в другое русло. Что это за загадочное русло, было непонятно. Другие же, протягивая косяк чего-то, что точно не изучалось на травологии в школе, убеждали, что лучшие друзья в исцелении — умиротворение и спокойствие. Верить было некому, поэтому каждый способ Чарльз пробовал на себе с переменным успехом. Стоит, правда, отдать себе должное за просветления разума, ибо первый месяц не отпечатался в памяти совершенно — сплошное пятно боли, ядом растекающейся по венам.

Относительная изоляция заметно облегчала ситуацию. Случайная встреча с мисс Берк в «Дырявом котле» была невероятной удачей, ибо работа официантом в баре хуже всего подходит для того, чтобы покончить с наркотиками и переносить ломку. А вот быть продавцом не самого популярного магазина в не особо людном переулке, да еще и с возможностью снимать квартиру прямо над местом работы — сущее наслаждение. Свободных ушей и бессмысленной болтовни, конечно, порой не хватало, но вообще-то это было даже на благо: меньше слов, больше дела. Да и проблема с голосами в голове решалась сама собой из-за небольшой проходимости. Общество одного трезвенника переносилось гораздо легче, чем десяток орущих пьяниц с шумным роем мыслей в атрофированном мозгу. За четыре года наркотических зависимостей и почти беспросветного алкоголизма двадцать лет оттачивания своих способностей отправились псу под хвост. Божий дар, привносивший в жизнь статус и популярность, превратился в яблоко раздора, не доставляющее ничего, кроме адской мигрени и отвратительной на вкус смеси тревожности и дискомфорта. Чарльз всё еще топил этот ужас в алкоголе, с наслаждением слушая, как голоса захлёбываются и затыкаются наконец. Пил, конечно, не в таких количествах, что раньше, но без этого было не обойтись — чтобы заново запрячь легилименцию в узду, надо было для начала снова стать конструктивным членом общества, а потом уже трезвенником

Чарльз делает несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться. Тремор унять не удаётся, и проскакивает мысль о том, что бытовая магия, коей он хорошенько нахватался от тётушки, вновь оказалась очень полезна, вопреки словам покойной матушки. С такими проблемами даже палочку в руках удержать трудно, что уж тут говорить о каких-то домашних делах. Он прислоняется спиной к подоконнику и сжимает его, чтобы хоть как-то унять руки, бросая хмурый взгляд на работающую плиту. Паста предательски вкусно шкворчит на сковороде, обманывая своим сочным запахом о готовности. Персиваль переводит измученный взгляд на часы. Те показывают без пятнадцати девять вечера, насмешливо подыгрывая ленивому, только собравшемуся закату за окном. Чарльз не любил лето. Возможно, это пошло ещё с детства, когда он был вынужден возвращаться из любимого места в осточертевшее поместье, а может, внутренний шестилетний мальчишка всё ещё дуется, что ему порой приходится носить пальто и прятаться от нескончаемых дождей под зонтом. Ощущение обмана преследовало Чарльза каждый промозглый вечер. Во всех сказках лето было жарким и тёплым, дети там босиком бегали в майках и шортах по раскалённому песку. Видимо, на то они и сказки. Англия же громко смеялась в лицо расстегивающим верхние пуговицы на рубашках магам, смывая очередным ледяным ливнем первые признаки потепления. Поздние летние сумерки раздражали не меньше бесконечных дождей — тёмное время суток всегда нравилось ему больше. С темнотой было связано всё самое сокровенное и интимное, что было бы дурно совершить днём.

Чарльз оставляет попытки увидеть что-то интересное на сковороде и напряженно переводит взгляд на холодильник. Хотя, правильнее было бы назвать его хранилищем алкоголя на чёрный каждый день. Ничего съедобного найти там не представлялось возможным, зато количество и разнообразие стоящего там пива действительно поражало. Всё, что покрепче стояло в одном из шкафчиков на кухне, запертое на замок и предназначенное для особо тяжёлых случаев. Бутылки пива в большинстве своём хватало, чтобы унять тревожность и спокойно уснуть на несколько часов. При обострениях требовалось больше выпитого, и Чарльз каждый раз себя ненавидел за это — он должен справляться сам, не подавляя боль извне. Но порой становилось невыносимо.

Сегодня в планах было попытаться заснуть без алкоголя. Было.

Стук в дверь выводит Чарльза из гипнотического сверления взглядом холодильника. Он раздражённо фыркает и снова смотрит на часы. Без пяти. Поздновато для гостей, да и не то, чтобы он кого-то ждал. Скорее всего, очередной непутёвый мошенник-собутыльник, желающий впарить неведомую хуйню. В прошлый раз открыть дверь такому добром не закончилось. Однако, стук не прекращается и уже начинает действовать на расшатанные нервы. Чарльз старается игнорировать нежеланный чужой голос в голове и пытается подавить тревожность, несколько раз сжимая и разжимая подрагивающие кисти рук. Он уже набирает в лёгкие воздуха, чтобы послать незваного гостя в пешее эротическое, но, открыв дверь, со всем намеченным приходится распрощаться. Персиваль моментально расслабляется, увидев на пороге коллегу, и устало усмехается на её предложение.
— Нам разве завтра не на работу, мисс Берк? — он приоткрывает дверь шире, впуская гостью. Комок тревожности в груди медленно тлеет в боевой готовности, не собираясь покидать хозяина даже в состоянии покоя. Это вечное недоверие мешало нормально жить, но Чарльз обычно успешно его прятал там, где точно о нём не забудет, но сможет хотя бы сосуществовать с людьми. Лири, кажется, единственная, кому за последнее время удалось отвоевать к себе немного расположения. От неё веяло силой и едва уловимой опасностью, но всё же она когда-то отнеслась к нему не как к мусору и даже помогла, доверив работу в своём заведении, а это дорогого стоит. Чарльз тогда мысленно поставил себя перед ней в долг.

Он бросает хмурый взгляд на бутылки огневиски и глубоко вздыхает, закрывая дверь за девушкой.
— Пить на голодный желудок — плохая идея, уж поверьте. Я планировал ужин на одного, но, думаю, нам хватит. — Чарльз слегка морщится в попытке отогнать чужой голос и разминает пальцы, желая хоть немного расслабиться и унять, наконец, дрожь, а затем медленно проходит на кухню. — У меня есть пара маггловских пластинок. Надеюсь, вы меня не выдадите, — усмехается, переводя взгляд с девушки на часы. Ровно девять. — У них, к моему удивлению, интересная музыка. Если хотите, могу поставить