Бумаги в кабинете Мии валялись в каком-то хаотичном порядке. Давно нужно было заставить управляющего разобраться в этой макулатуре, но каждый раз когда Мия хотела поговорить об этом, что-то происходило. Ее вторую личность мало интересовала бюрократическая сторона владения отелем и порой это безумно раздражало. Тогда девушка кричала "это была ТВОЯ идея, Майя! Это тебе нужен был этот отель!", но проще было научить свинью летать, чем объяснить что-то этой ненормальной. Себя саму Мия напротив считала абсолютно адекватной, но что толку, если в конечном итоге это приносит только кучу обязанностей и ответственности? Что будет если однажды ее посадят из-за того что сделала Майя, что тогда?
Хьюго вошел в кабинет, привычно не удосужившись постучать. Мия бросила на него раздраженный взгляд, всем своим видом показывая, что не хочет его видеть. Этот человек никогда ей не нравился. Она даже не хотела делать его управляющим, она хотела вышвырнуть его из своей жизни, и никогда не вспоминать о нем. Одна загвоздка: он нравился Майе. Мия так и не смогла понять что за отношения между ними, дружеские или иного толка, она знала только что причиняя боль друг другу и другим, они приходили к какому-то чокнутому взаимопониманию. Иногда Хьюго бывал жестоким и с Мией, но ей это никогда не нравилось, все что она могла это верещать "отпусти", пока на подмогу не подтягивалась Майя, чтобы объяснить что обижать Мию чревато. Управляющий знал обо всем что происходит в отеле, о каждой капле крови и каждой сломанной кости, а к некоторым вещам и вовсе сам приложил руку. Они с Майей обожали устраивать свои версии голодных игр, в которых выживали только они.
- Я занята, - коротко отчеканила Мия. - Поговорим потом.
- Это важно, мисс Белл, - от Хьюго веяло обаянием психопата и кто-то несведущий мог бы легко спутать с обычным обаянием. - В отель приехала журналистка, мисс Шольц. Обычно с прессой ты предпочитаешь говорить сама.. Вы... мисс Белл, - он выглядел таким довольным словно он выиграл миллион, а вот Мию напротив, бросила в холод.
Наверное хочет написать о пропавшем постояльце. Но как она могла узнать? Или о чем-то другом? Нужно настаивать на том, что я здесь ни при чем. Я должна быть доброжелательной и осторожной. - подумала девушка.
- Прекрати улыбаться. Боже, Хьюго, пресса это серьезно, ты можешь понять или нет?
- Если она знает что-то что ей не следует знать, - пальцы управляющего скользнули по ножу для резки бумаг. - Я сам решу эту проблему.
Девушка быстрым движением выдернула нож из-под пальцев Хьюго, перекладывая его на другую половину стола от греха подальше. Ей захотелось прикрикнуть на него, чтобы не смел так думать, чтобы хотя бы попытался понять что убийство - это никогда не выход. Чтобы хотя бы попробовал думать как нормальный здравомыслящий человек, чтобы не смел решать проблемы своим варварским способом. Она хотела бы сказать очень многое, но в итоге выплюнула только короткое, почти жалкое:
- Не смей!
Мия не смогла бы ему запретить, они оба это знали. Все что она могла это говорить, плакать, кричать, просить и все это было Хьюго до лампочки. Это не она, это Майя могла бы с ним управляться, она нашла бы способ, она бы связала его и заперла в комнате для персонала, она бы усыпила его и отправила автобусом в другой штат, она переломала бы ему ноги, если бы не хотела чтобы он во что-то вмешивался или что-то делал.
Белл поднялась на ноги, потянулась, разминая затекшие плечи. Это она должна была сделать все, чтобы журналистка не стала проблемой, которую нужно "решать". В такие моменты она чувствовала как многое от неё зависит, гораздо больше чем от Майи или Хьюго, какими бы решателями проблем они себя не возомнили. Девушка покинула кабинет, проходя по коридору к стойке администратора. Улыбку, игравшую на ее лице можно было бы назвать самой искренней, не будь она максимально лживой на самом деле.
- Мисс Шольц, я полагаю? - Мия радушно улыбнулась. - Меня зовут Мия Белл, я владелица этого отеля. Давайте пообщаемся в комнате отдыха для персонала? Сейчас там никого нет, горничные заняты на этажах, так что нам никто не помешает.
Мия умела производить хорошее впечатление, если бы не это, отель давно бы закрыли, а её саму посадили или убили. Но эта способность давала по меньшей мере запас времени, которого хватало чтобы убрать все улики. А без них вину не докажешь.
- Могу я узнать что привело Вас сюда?
Мия всегда вела себя как человек, которому нечего скрывать. Охотно сотрудничала с полицией и прессой, давала им все что они попросят, а если не давала, так только из-за обстоятельств непреодолимой силы. Она искренне пыталась контролировать ситуацию и очень злилась, когда в это как ураган врывалась Майя, которой вздумалось повеселиться. Ее вторая личность еще ловчее умудрялась избегать вины, запутывая всех хитросплетениями лжи, такой правдоподобной, что Мия диву давалась откуда это в ее голове. Она не хотела думать насколько далеко Майя может зайти в этой лжи, кажется предела этому не было и быть не могло. Ей всегда было плевать если кто-то пострадает из-за неё, но не Мии. Она никогда не хотела никому навредить.

Ночь обещала быть спокойной. Вьюгин навернул несколько кругов по терминалу, заглянув в самые дальние уединенные уголки и убедился, что ничего их спокойствию не угрожало. Корабли отходили по расписанию, впереди маячила неделя патруля на воде, на борту ревущего четырехвальным дизельным мотором белого катера. Жизнь текла своим чередом, как прозрачные, холодные воды реки Колумбия. Он привалился спиной к пустому контейнеру и вздохнул. Скорее бы уже. На воде ему было повеселее. Он вырос вблизи от покрытого льдами моря и его энергетика вызывала в нём только тёплые чувства, несмотря на самые низкие температуры. В США было жарковато по его меркам, но лучше уж болтаться посреди реки, стоя на палубе возле платформы с заряженным оружием, ловя её брызги лицом, чем болтаться с фонарём в дурно пахнущем порту и сидеть в бумажках, выписывая нескончаемые разрешения на выход в бухту. Зернобункеры с экспортной пшеницей да металлическая руда и листы, из раза в раз одно и то же. Никакой динамики, лишь выработанная монотонность. Потрепаться с ребятами, дать ещё круг по порту, а там уже и утро. Его ждёт пустая служебная квартира, он бывает в ней редко. Настолько она не похожа на дом в тундре на сваях, где он вырос, с дымом из трубы и запахом дерева. Где всегда стоял гомон голосов братьев и сестёр, заботливое ворчание Серафимы и звонкий смех Юльки. Вспомнив Юльку, он впервые за вечер улыбается по настоящему. Ностальгию прерывает голос:
- Ник, на третьем терминале грузовое судно в Шанхай, сходи осмотри перед отправкой и выдай им разрешение уже наконец. Всех достали, стоят неделю, кутят без остановки - коллега презрительно сплёвывает под ноги, - Черти косоглазые. Покажи им там, что в Америке так нельзя.
- Слушай, мне вот вообще не нравится этот корабль, - вздыхает Никита, - Честно говоря - жесть как не нравится. Вот веришь, нет? Жуть берёт. Мрачняк какой-то.
- Язык попридержи. Вьюгин, ты сказки не рассказывай. Обычная ржавая банка, проверь и забудь. - он поднимает глаза и сталкивается с недовольным взглядом Миллера. Говоря честно, азиатские судна не нравятся никому. Не расизм, просто факт. Проблем с ними много. Никита уже убедился, что спуска им давать нельзя, вечно пытаются протащить через границу какую-то дрянь и уйти в международные воды.
- Есть, - Вьюгин козыряет рукой и тянется за фонарём. - Сделаю, с глаз долой...
- ...из порта вон. Вот же засада, а. - думает он, стуча костяшками пальцев по борту корабля. - Подъём, господа, пора бы вам уже свалить отсюда. Кружева въевшейся ржавчины расползлись по всему боку судна, жадно сжирая нарисованные на нём китайские иероглифы. В китайском Ник был не силён, но выглядела посудина по-голливудски мрачно и вполне могла бы сняться в роли корабля-призрака. Или в роли памятника разрухе дружественного Союзу народа в документалке про распад СССР. Воды реки Колумбия бились об её корму и Вьюгину казалось, что судно вот-вот даст течь и стремительно пойдёт ко дну.
Экипаж доверия, впрочем, тоже ему не внушал. Стоило ему взойти на борт корабля, как на него презрительно оскалилось в натянутой улыбке с десяток азиатских лиц разной степени отбитости. Чем-то он них веяло, от чего шли мурашки по спине. Никита мало чего боится, в нём не было человеческого страха как такового, но инстинкты хищника велели ему держать ухо востро и лишний раз не подставлять спину. По-настоящему навредить ему сложно, сущность медведя скрыта нецке из китовой кости, побрякивающей под рубашкой.
- Офицер второго класса Вьюгин, - холодно представляет он, - Документы на груз и на экипаж, пожалуйста.
- Чё, коммунист? - мерзко хихикнул кто-то из толпы. Никита резко, неестественно ловко для человека поворачивается в его сторону.
- Э, разговорчики прекращаем, - отрывисто произносит он. Шутки шутить, значит, вздумали. Да не с тем человеком. - Грузовой отсек открываем, показываем. И резче, а то уже не я с вами разговаривать буду, а администрация порта. - Никита сдвигает брови, - Понял?
- Послушай, русский, мы может... договоримся? - бросает ему один из стоящих напротив азиатов, хитро щурясь. - Не надо тебе туда, брат.
- Взяток не беру, показывай давай,  а то ещё месяц стоять тут будешь, думать над своим поведением. - он не любит быть грубым, но работа вынуждает его приструнять и не таких персонажей. Иногда посредством кулака, иногда вовремя брошенной фразой. Коммуникация с людьми сложна когда они изначально видят в тебе того, кто может нарушить их планы. - Открывай, живо, - уже громче и резче говорит Вьюга, кивая на люк грузового отсека. Азиат мнётся и нервно улыбается. Звериный нюх чувствует острый запах кортизола, запах стресса, страха. Что-то здесь не чисто. Чутьё не подводит.
Глаза привыкают к темноте, Ник втягивает ноздрями запах сырости, соли, проевшей днище корабля и.. крови? Оборотень напрягается и осматривается по сторонам. Запах доносится из самой глубины тёмного отсека. Не зря ребята занервничали, думает он, знали, что без проверки перед отплытием не отпустят.
- Чёртовы азиаты.
- Вот чёрт! - Вьюгин подносит к губам рацию и тихо, не привлекая внимания, рапортует, - Приём, Нанук - Порту. Мне тут помощь возможно понадобится, подстрахуйте, мужики.
- Что, брат, китайцы прохода не дают? - насмешливо раздаётся из динамика. Миллер пьёт больше всех в отряде, способен пробить лбом лист корабельного железа и не почесаться, любит над ним поглумиться, но охотно берет слова назад, когда Нанук в очередной раз оказывается прав.
- Ох*ть как смешно, Миллер. Тут кого-то грохнули, по ходу. И хорошо если б по пьяному делу. - морщится Никита, въедливый запах гнили раздражает рецепторы,  - Вонища тут стоит хоть топор вешай.
- Поняли тебя, Нанук, - голос в рации резко становится серьезным, - Осторожнее там. Ждём сигнала, отбой.
Никита прилаживает фонарь на крепление на груди и достаёт пистолет, досылая патрон в патронник. Он двигается вперёд по отсеку крадущимся шагами. Стоило ему пожаловаться на скуку и вот, пожалуйста. Теперь разгребать. Оборотень дышит медленнее и тише, с приоткрытым ртом, позволяя себе прочувствовать запахи целиком и дать им себя привести к цели.
- Чёрт. - луч фонаря выхватывает лежащее на полу тело со следами свежей крови. Рядом валяется уроненный им шокер. Кровь медленно вытекает из его глазницы. - Миллер, приём, я нашёл, высылай ребят, пусть вяжут этих уродов, всех.  - сдерживая рвущуюся злобу шипит он рацию. В трюме не самая лучшая проницаемость радиоволн, гражданская здесь не берёт, но мощности его рации хватает, чтобы предупредить ребят. Нельзя оставлять всё так. Они должны понести ответственность.
- Нанук, прием, что так у тебя?
- Потом, мать твою, потом!  Высылай!
- Понял, отбой.
Не это он рассчитывал увидеть у китайцев на борту. Любую контрабанду, кроме человеческой. Рабовладельцы и торговля людьми, чёрная трансплантология и продажа девушек в рабство больным ублюдкам на потеху. Он видел всё это ещё когда был офицером полиции. Теперь перед ним стояла обнажённая девушка-латинка с измученным взглядом, полным боли и отчаяния. Вьюгин медленно опускает ствол пистолета.
- Мисс, вы в безопасности. Понимаете меня? Говорите на английском? - он говорит тихо, озираясь по сторонам в поисках новых сюрпризов. Наверху раздаются громкие крики и выстрелы. Похоже, азиаты решили просто так не сдаваться. Не на тех напали. Торговля людьми вызывает в Никите слепую, трудноподавляемую ярость и желание ломать кости.
- Ты всё ещё зверь, каким бы человечным не хотел стать.